Я уже перестала надеяться, что моя детская мечта когда-нибудь осуществится. Я мечтала так: войти в школу, где учились мои герои с парадного входа. Волнуясь и затаив дыхание, подняться по лестнице, про себя повторяя заученные наизусть страницы из «Повести о Зое и Шуре». На втором этаже зажмуриться, выдохнуть… и войти в музей. А там: фотографии ребят, их вещи, документы, воспоминания учителей, мемориальная комната семьи Космодемьянских. Но главное: коридоры, которые помнят их голоса, паркет, когда-то ощущавший их шаги, стены, к которым они прикасались.
…Но никогда я не думала, что моя детская мечта осуществится таким чудовищным образом. В прошедшую пятницу я побывала в старом здании 201-й школы. Попасть туда (при хорошей физической подготовке) не очень сложно, но поскольку место это давно облюбовали бомжи и быдло, которому негде выпить, на всякий случай я взяла с собой друга-громилу.
Но сначала надо сказать несколько слов об истории 201-й школы.
Ордена Трудового Красного Знамени средняя общеобразовательная школа № 201 имени Героев Советского Союза Зои и Александра Космодемьянских находится в Северном административном округе Москвы, в районе метро «Войковская».
Год рождения школы — 1918, тогда ее единственной учительницей была Анна Ивановна Шестакова. В школе учились дети железнодорожников станции «Подмосковная» Московско-Виндавской железной дороги. В 20-е годы под школу отвели бывшую дачу купца Кунина. В 1928 году школа перешла в ведение Наркомпроса и стала городской средней школой №10 Октябрьского района.
В 1933 году на новом месте началось строительство школьного здания, которое было введено в эксплуатацию в 1935 году. Два года спустя школа получила № 201.
Во время Великой Отечественной войны свыше 160 выпускников школы участвовали в боях за Родину, 58 учеников и 4 учителя погибли в сражениях. Высокого звания Героя Советского Союза удостоены четыре воспитанника школы: Зоя и Александр Космодемьянские, Георгий Лашин и Павел Гражданинов.
22 марта 1956 г. подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ей имен Зои и Александра Космодемьянских.
В 1960 по 1986 год директором школы был Николай Александрович Борисов — ветеран Великой Отечественной войны, кавалер многих орденов и медалей, заслуженный учитель школы РСФСР. Бывший фронтовик, организовал большую поисковую работу, которая увенчалась созданием школьного музея. 29 ноября 1961 г., в день 20-й годовщины со дня гибели Зои Космодемьянской, был торжественно открыт музей, носящий имена героев.
Экспозиция музея включала следующие разделы: история школы с 1918 г.; жизнь и подвиг Героев Советского Союза Зои и Александра Космодемьянских, мемориальная комната семьи Космодемьянских; дерево, посаженное Зоей перед зданием школы в 1940 г.; личные вещи семьи Космодемьянских, наградные знамена школы № 201, подарки музею и школе, картины художницы Роксаны Кирилловой, боевая слава выпускников школы; мемориал погибшим в годы ВОВ ученикам и учителям школы; музей предметов крестьянского быта. Всего около 4000 предметов основного фонда.
В 1999 году Правительство Москвы приняло решение о строительстве нового здания школы, т. к. здание, построенное в 1935 году, обветшало. 1 сентября 2000 года новая школа, воплощенная в стекле и бетоне, распахнула свои двери.
Но кажется в старой школе что-то забыли…
И это что-то — музей. Точнее, его наиболее громоздкая часть: скульптуры Зои и Шуры, мемориальная комната Космодемьянских, комната-музей истории школы.
Весной 2009-го я побывала в преехавшем музее — в новом здании гимназии №201. О том, что часть музея осталась в старом здании — я не знала и была очень удивлена, не увидев среди экспонатов Сашиной гитары, Зоиной кровати и знаменитой этажерки, которую Зоя описала в своём дневнике за 1936 год, её мама упомянула в «Повести о Зое и Шуре», а поэтесса Алигер зарифмовала в поэме «Зоя».
— Кровать как кровать, — сказала мне заведующая музеем. — Железная. И далеко не факт, что Зоина. Ко времени создания музея Любовь Тимофеевна уже несколько раз переехала, не таскала же она кровать дочки за собой по всей Москве? Ещё платья без инвентарного номера не стали перевозить — никакой информации про них не нашлось: кто, когда передал в музей…
По всему выходило, что если в старом здании что и осталось — то ненужные вещи, сомнительные с исторической точки зрения.
У старого здания какое-то время была охрана, в лице сторожа. Говорят, за умеренную плату он пускал побродить по заброшенной школе всех желающих. Потом охрану сняли, место «засветили» в интернете, и школа, вместе с музеем осталась на растерзание вандалам.
Историческое здание московской школы №201 имени Зои и Александра Космодемьянских. Вид на второй и третий этажи. 2011 год
Слева от «входа» расположена чья-то бывшая квартира. Видимо, жильё какого-нибудь работника школы.
Мы проходим мимо библиотеки – сюда мы вернёмся позже – и поднимаемся на второй этаж. Вот такие симпатичные витражи в окнах на лестнице.
А вот и сама лестница. Вид с третьего этажа.
Но мы забежали вперёд. Вернёмся на второй этаж. Именно здесь расположен музей. И да, дыхание я задержала. Но не от волнения, а потому, что возле лестницы кто-то справил большую нужду.
Вот как выглядит сейчас второй этаж. Портреты пятёрки мстителей за Зою расположены практически напротив входа в музей.
На полу перед ними слова классика и барельеф с профилем Зои.
А это портреты учеников школы, ушедших на фронт. Стенд занимает всю стену справа от входа в музей.
Сейчас мы стоим спиной ко входу в музей и видим коридор второго этажа.
Вот так сейчас выглядит музей. Особенно царапают слова Зои про счастье после увиденного погрома. Плакать хочется от бессилия.
А это обезглавленный бюст Саши Космодемьянского.
Это когда-то было моделью школы и сада.
Больше тут нечего смотреть. Всюду только осколки, обрывки и обломки. Поэтому мы идём дальше по школе. В одном из коридоров наш путь преграждают щедро наваленные шкафы. А на подоконнике сидит деяние чьей-то причудливой фантазии: кукла в наушниках.
Кабинет с учебниками и покинутые классы.
Поражает даже не то, в каком состоянии находится здание, ясно, что школа 12 лет без присмотра, что в ней был пожар. Поражает то, что люди, приходившие туда, сделали с оставшимися вещами и какими словами они расписали стены и классные доски! А уж какие гадости понаписаны на стенах школы про Зою… Пороть бы таких гадёнышей!
А это, судя по шкафам, явно предназначенным для хранения всяческих приборов, кабинет физики.
Мы дошли до третьего этажа. Выше – только крыша. А это – лестница к ней. Сразу подумалось: какие странные перила. Присмотрелась внимательнее. Оказалось: деревянные и, судя по состоянию, ещё довоенные. Может быть, не Зоины, но Сашины руки точно их касались?
Собственно, сама крыша удручает. После пожара перекрытия обвалились, выходить на чердак опасно для жизни.
Вид третьего этажа. Подозрительно вздыбившийся пол не позволил нам пройти дальше, поэтому посмотреть кабинеты не удалось.
Это фото лично для меня страшнее всех предыдущих. А в жизни смотрится ещё ужаснее. Вероятно, какой-то умник пытался приставить разрез головы из кабинета биологии к обезглавленному туловищу Зои…
Осколки Зоиной головы находим неподалёку.
А рядышком – абсолютно целый (ну ни царапинки) портрет Гайдара!
Коридор 2-го этажа. Вдали видно окно музея.
Смотрим в обратную сторону.
Я думала, что музейные экспонаты целиком содержались в кабинете, непосредственно отведённом под музей. Оказалось, нет. Путешествуя по второму этажу, мы внезапно натыкаемся на мемориальную комнату Космодемьянских. Вот так она выглядит сейчас.
На полу валяются тряпки. Поднимаю. Оказывается, это платья. Возможно, даже Зоины, хотя по размеру и не скажешь. Но шитьё похоже на довоенное. В стены рядком вбиты гвозди, на них я и развешиваю платья – так их удобнее фотографировать. Очень хочется забрать с собой хотя бы белое, но я суеверна, потому, аккуратно сложив, оставляю их на прежнем месте.
Проходим ещё немного и снова натыкаемся на музейную комнату. На сей раз это музей истории школы.
Из интересного тут только стенд с фотографиями первых выпускников школы.
А этот стенд висит над выходом из кабинета.
И вдруг мы услышали шаги… Друг-громила мгновенно сгруппировался. Я на всякий случай спряталась за его широкую спину. Мимо шли двое: мужчина лет пятидесяти и мальчик лет пятнадцати. Познакомились. Оказалось, что их сюда привёл интерес к библиотеке. Вместе спускаемся вниз. По пути Володя (так зовут старшего) сообщает, что на школу его навели бомжи, которые месяц назад среди ночи пытались продать ему несколько школьных книг за полтинник. Также он сказал, что ещё неделю назад видел этажерку Космодемьянских в их мемориальной комнате. Мне же её обнаружить уже не удалось. Так обидно опаздывать не на 10 лет, не на 5, а всего-то на несколько месяцев! Вдруг мальчик отзывает меня в сторону и достаёт из шкафа… гипсовую голову Саши! Ту самую, из музея!
Потом мы снова прячем её в темноту, чтобы забредшие вандалы не разбили до конца. Впрочем, может быть, уже и нет никакой разницы…
Вернёмся к библиотеке. Об этом я даже не знаю, как говорить. Для меня книга – это что-то священное, дорогое, близкое. Каждая из книг в моей домашней библиотеке имеет свою судьбу и свою историю. Каждая безмерно любима и хранима. Поэтому когда я вижу небрежное отношение к книге, я свирепею. А тут мне пришлось два часа ходить по томикам Толстого, по Белинскому, по Гайдару, Чехову, Тургеневу, Чернышевскому, Алексину. Конечно, вдоволь я потопталась и по Бонч-Бруевичу, но, тем не менее, чувство было поганое.
Окна на первом этаже заколочены, рассмотреть что-то можно только с помощью фонарика. А уж запах! Бедные отсыревшие книги!
Вот как это всё выглядит при свете вспышки.
Казалось бы, надо будить общественность, бить в колокола, но ясно дело, что итог будет один: книги, скорее всего, просто вывезут и сожгут где-нибудь. Поэтому предлагаю всем желающим сходить в школу и спасти хотя бы несколько книжек. Поверьте, там есть редкие книги довоенных и даже дореволюционных изданий в достаточно хорошем состоянии! Только слегка подсушить и проветрить! Могу даже сопроводить. Иначе они попросту погибнут.(((
А когда настало время уходить, мне вдруг показалось, что я всё это уже однажды видела: хаотично разбросанные книги, изуродованные стены и оскаленные окна, обвалившийся пол, и стекло, стекло повсюду. И лишь когда мы, гружёные книгами, как ишаки, покидали здание, я вспомнила, почему мне это всё так знакомо…
«Спать нам в эту ночь не пришлось. А под утро по нашему двору разнеслась весть: бомба попала в школу.
— В нашу? В двести первую?! — в один голос крикнули Зоя и Шура.
Я не успела и слова сказать, как они оба сорвались с места и бросились к школе. Я едва поспевала за ними, но остаться дома просто не могла. Мы шли быстро, молча и, только увидев издали здание школы, вздохнули с облегчением: она стояла цела и невредима.
Невредима? Нет, это только так показалось. Подойдя ближе, мы увидели: бомба упала напротив школьного здания, и, видно, воздушной волной вышибло все окна — вокруг, куда ни глянь, стекло, стекло, стекло… Оно холодно поблескивало всюду, хрустело под ногами. Школа стояла ослепленная. Какой-то беспомощностью веяло от этого большого, всегда такого спокойного здания: точно огромный и сильный человек вдруг ослеп. Мы невольно приостановились, потом тихо поднялись на крыльцо. И вот я иду по тем коридорам, где была месяц назад, в вечер выпускного бала. Тогда тут звучала музыка, звенел смех, все было полно молодости и веселья. Теперь двери выворочены, под ногами — стекло, штукатурка…
Нам встретилось еще несколько старшеклассников, и Шура побежал с ними куда-то — кажется, в подвал. Я машинально шла за Зоей, и через минуту мы стояли на пороге библиотеки. Вдоль стен высились пустые полки: та же взрывная волна, как огромная злобная лапа, смахнула с них книги и как попало расшвыряла по полу, по столам. Книги валялись повсюду: глаз выхватывал из хаоса то светло-желтый корешок академического издания Пушкина, то синие переплеты Чехова. Я едва не наступила на помятый томик Тургенева, нагнулась, чтобы поднять его, и увидела рядом, под слоем известковой пыли, том Шиллера. А со страниц большой распахнувшейся книги на меня смотрело удивленное лицо Дон-Кихота.
На полу посреди этого хаоса сидела немолодая женщина и плакала.
— Мария Григорьевна, встаньте, не плачьте! — побелевшими губами сказала Зоя, наклоняясь к ней.
Я поняла, что это заведующая школьной библиотекой Мария Григорьевна: мне не раз говорила о ней Зоя, приходя домой с новой интересной книжкой. Эта женщина любила и знала книгу, она посвятила книге всю свою жизнь. А теперь она сидела на полу среди раскиданных, смятых, изорванных книг — тех книг, которые она привыкла брать в руки так бережно и любовно.
— Давайте соберем, давайте приведем все в порядок, — настойчиво повторяла Зоя, помогая Марии Григорьевне встать.
Я снова нагнулась и стала подбирать книги.
— Мама, смотри! — вдруг услышала я.
Я удивленно вскинула голову, и заплаканная Мария Григорьевна, осторожно ступая среди книг, тоже подошла к нам — так странно, словно торжествующе прозвучал голос Зои. Она протянула мне раскрытый томик Пушкина.
— Смотрите! — все с той же странной радостью, с торжеством в голосе повторила Зоя.
Быстрым движением она смахнула пыль со строк, и я прочла:
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!»